[На мой взгляд, это — небрежность, если мы,
утвердившись в вере, не стараемся понять того, во что мы верим (лат.).]
Неточные совпадения
— Был проповедник здесь,
в подвале жил, требухой торговал на Сухаревке. Учил: камень — дурак, дерево — дурак, и бог — дурак! Я тогда молчал. «Врешь, думаю, Христос — умен!» А теперь — знаю: все это для утешения! Все — слова. Христос тоже — мертвое слово. Правы отрицающие, а не утверждающие. Что можно утверждать против ужаса? Ложь. Ложь
утверждается. Ничего нет, кроме великого горя человеческого. Остальное — дома, и
веры, и всякая роскошь, и смирение — ложь!
К счастью, дело обстоит наоборот: религия не
утверждается на рассудочном постижении, она стоит
в самой себе, и, напротив, для нее указанная антиномия как раз создает постоянный и незаменимый импульс, она есть нерв религии, придает ей глубину и движение и, хотя и неразрешимая, она постоянно разрешаема
в религиозной жизни, вновь и вновь переживаясь как источник религиозных озарений
в пламени
веры.
Вера, на которой
утверждается религия, не может ограничиваться субъективным настроением, «Богом
в душе», она утверждает, что Бог есть, как трансцендентное, есть вне меня и лишь потому есть во мне [Понятие «есть»
в применении к Богу употребляется здесь только
в предварительном и условном значении,
в противопоставлении субъективизму.
Инквизиция
утверждалась во имя
веры в Бога, во имя любви к людям и заботы о их спасении.
И еще с большей торжественностью и уверенностью
утверждается то, что после Христа
верою в него человек освобождается от греха, т. е. что человеку после Христа не нужно уже разумом освещать свою жизнь и избирать то, что для него лучше.